38 ЛЕТ СО ДНЯ АВАРИИ НА ЧЕРНОБЫЛЬСКОЙ АЭС

26 апреля 1986 г. произошла крупнейшая техногенная катастрофа в истории – авария на Чернобыльской атомной электростанции (ЧАЭС).

26 апреля 1986 г. в 1 час 23 минуты 47 секунд по московскому времени на 4-м энергоблоке Чернобыльской АЭС, расположенной в 907 км к югу от Москвы, произошел взрыв с полным разрушением атомного реактора и частичного – здания энергоблока.

Разрушенный 4 энергоблок  на Чернобыльской АЭС.

Причинами его стали особенности конструкции реактора РБМК-1000 и человеческий фактор.

О мощности взрыва можно судить по сохранившимся воспоминаниям очевидцев.

Г.У. Медведев, инженер-энергетик, российский писатель и публицист, автор книг по ядерной энергетике, в своей книге «Чернобыльская тетрадь» приводит воспоминания очевидцев:  «Приведу фрагмент записи из журнала, сделанной одним из пожарных в 6-й клинике Москвы: «Во время взрыва находился возле диспетчерской, на посту дневального. Вдруг послышался сильный выброс пара. Мы этому не придали значения, потому что выбросы пара происходили неоднократно за мое время работы (имеется в виду срабатывание предохранительных клапанов в процессе нормальной работы АЭС. – Г. М.). Я собирался уходить отдыхать, и в это время – взрыв. Я бросился к окну, за взрывом последовали мгновенно следующие взрывы. Я увидел черный огненный шар, который взвился над крышей машинного отделения четвертого энергоблока…»
Или другая запись: «В центральном зале (отметка плюс 35,6 – пол, самого центрального зала не существовало. – Г. М.) просматривалось не то зарево, не то свечение. Но там кроме «пятака» реактора гореть нечему. Совместно решили, что это свечение исходит от реактора…».

Бывший начальник отдела оборудования монтажного управления «Южатомэнергомонтаж» Г. Н. Петров рассказал:  «К Припяти я подъезжал где-то около двух часов тридцати минут ночи с северо-запада, со стороны Шипеличей. Уже возле станции Янов увидел огонь над четвертым энергоблоком. Четко видна была освещенная пламенем вентиляционная труба с поперечными красными полосами. Хорошо помню, что пламя было выше трубы. То есть достигало высоты ста семидесяти метров над землей. Я не стал заворачивать домой, а решил подъехать поближе к четвертому энергоблоку, чтобы лучше рассмотреть.
Подъехал со стороны управления строительства и остановился метрах в ста от торца аварийного энергоблока. Увидел в ближнем свете пожара, что здание полуразрушено, нет центрального зала, сепараторных помещений, красновато поблескивают сдвинутые со своих мест барабаны-сепараторы.
Аж сердцу больно стало от такой картины. Потом рассмотрел завал и разрушенное гэцээновское помещение. Возле блока стояли пожарные машины. Проехала к городу скорая с включенной мигалкой. Постоял с минуту. Было гнетущее ощущение непонятной тревоги, онемение, глаза впитывали все и запоминали навсегда. А тревога все шла в душу, и появился невольный страх. Ощущение невидимой близкой угрозы. Пахло как после сильного разряда молнии, еще терпким дымом, стало жечь глаза, сушить горло. Душил кашель. А я еще, чтобы лучше рассмотреть, приопустил стекла. Была ведь теплая весенняя ночь.
Я хорошо видел, что горит кровля машзала и деаэраторной этажерки, видел фигурки пожарников, мелькавшие в клубах пламени и дыма, протянутые вверх от пожарных машин, вздрагивающие шланги. Один пожарник взобрался аж на крышу блока В, на отметку плюс 71, видимо, наблюдал за реактором и координировал действия товарищей на кровле машзала. Они находились на тридцать метров ниже его… Теперь мне понятно, что он поднялся тогда на недосягаемую высоту – первый из всего человечества.
Даже в Хиросиме люди не были так близко от ядерного взрыва, бомба там взорвалась на высоте семьсот метров. А здесь – совсем рядом, вплотную к взрыву… Ведь под ним был кратер ядерного вулкана и радиоактивность в 30 тысяч рентген в час…».

Мощность взрыва реактора на Чернобыльской АЭС была такова, что взрывом подбросило и развернуло в воздухе плиту верхней биозащиты весом 2000 тонн. В развернутом, слегка наклонном положении она вновь рухнула на аппарат, оставив приоткрытой активную зону справа и слева.

Непосредственно при взрыве погиб один человек – оператор главных циркуляционных насосов В.И. Ходемчук (его тело так и не было найдено). Рано утром 26 апреля от полученных травм скончался сотрудник пусконаладочного предприятия В.Н. Шашенок.

Однако одной из центральных проблем, вызванных взрывом, стало обширное радиоактивное загрязнение и переоблучение персонала станции, ликвидаторов и гражданского населения.

Далее Г.У. Медведев пишет: «Около пятидесяти тонн ядерного топлива испарилось и было выброшено взрывом в атмосферу в виде мелкодисперсных частичек двуокиси урана, высокорадиоактивных радионуклидов йода-131, плутония-239, нептуния-139, цезия-137, стронция-90 и многих других радиоактивных веществ. Часть топлива оказалась заброшенной на оборудование, трансформаторы подстанции, шинопроводы, крышу центрального зала третьего энергоблока, вентиляционную трубу АЭС. Следует подчеркнуть, что активность выброшенного топлива достигала 15–20 тысяч рентген в час, и вокруг аварийного энергоблока сразу же образовалось мощное радиационное поле.
Примерно пятьдесят тонн ядерного топлива и около восьмисот тонн реакторного графита (всего загрузка графита – 1700 тонн) остались в шахте реактора, образовав воронку, напоминающую кратер вулкана.
Чтобы весомо оценить масштабы радиоактивного выброса, вспомним, что атомная бомба, сброшенная на Хиросиму, весила четыре с половиной тонны, то есть вес радиоактивных веществ, образовавшихся при взрыве, составил четыре с половиной тонны. Реактор же четвертого энергоблока Чернобыльской АЭС вышвырнул в атмосферу пятьдесят тонн испарившегося топлива, (…) то есть десять хиросимских бомб без первичных факторов поражения плюс семьдесят тонн топлива и около семисот тонн радиоактивного реакторного графита, осевшего в районе аварийного энергоблока».

Замер уровня радиоактивного загрязнения над Чернобылськой АЭС.

Ликвидация последствий аварии на Чернобыльской АЭС

К пожару и разрушениям добавилась еще одна серьезная проблема: радиация.

Радиация – это ионизирующее излучение, которое образуется при распаде радиоактивных частиц.
Высокие дозы радиации могут приводить к мгновенному разрушению клеток, тканей и органов.

Помимо термических ожогов пострадавшие при аварии получили высокие дозы радиации, вызвавшие острую лучевую болезнь.

Уже к утру 26 апреля 1986 г. первые пострадавшие были доставлены в медсанчасть г. Припять с такими симптомами, как мощная эритема (ядерный загар), отеки, ожоги, тошнота, рвота, слабость, у некоторых шоковые состояния.

Свидетельствует начальник смены блока № 4 В.Г. Смагин:  « Проводили в палату и положили на свободную койку. Сразу поставили капельницу в вену. Длилось это долго. Примерно два с половиной – три часа. Влили три флакона: в двух прозрачная жидкость, в одном – желтоватая. Мы все это называли физраствором. Часа через два в теле стала ощущаться бодрость. (…) Заглянул в палату к Лене Топтунову (Л. Топтунов был старшим инженером управления реактором и работал в ночную смену 26 апреля). Он лежал. Весь буро-коричневый. У него был сильно отекший рот, губы. Распух язык. Ему трудно было говорить. После капельницы многим стало лучше. Я встретил в коридоре В. Проскурякова (старший инженер-механик реакторного цеха №2) и А. Кудрявцева (старший инженер управления реакторного цеха №2). Они оба держали руки прижатыми к груди. Как закрывались ими от излучения реактора в центральном зале, так и остались руки в согнутом положении, не могли разогнуть, страшная боль. Лица и руки у них очень отекли, темно-буро-коричневого цвета. Оба жаловались на мучительную боль в коже рук и лица. Говорить долго не могли, и я не стал их больше тревожить. Врачи, конечно, делали очень много для пострадавших, но их возможности были ограничены. Они и сами облучились. Атмосфера, воздух в медсанчасти были радиоактивные. Сильно излучали и тяжелые больные. Они ведь вобрали радионуклиды внутрь и впитали в кожу. Действительно, нигде в мире подобного не было. Мы были первыми после Хиросимы и Нагасаки. К вечеру прибыла команда врачей из 6-й клиники Москвы. Ходили по палатам. Осматривали нас. Бородатый доктор, кажется Георгий Дмитриевич Селидовкин, отобрал первую партию – двадцать восемь человек – для срочной отправки в Москву».

27 апреля 1986 г. первые и наиболее тяжело пострадавшие при аварии на Чернобыльской АЭС были доставлены в Москву, в городскую клиническую больницу №6.

По инициативе Аветика Бурназяна в 1948 году на базе Московского нейрохирургического госпиталя для инвалидов Отечественной войны организована клиническая больница закрытого типа на 200 коек для лечения персонала предприятий атомной отрасли, в том числе при лучевой болезни и других радиационных поражениях.

В 1960 году из здания Института биофизики в больницу были переведены отделения клинического отдела радиационной медицины.

Здесь в 1986 году проходили лечение пострадавшие в аварии на Чернобыльской АЭС с самыми тяжелыми радиационными поражениями.

В системе атомной промышленности 3-е Главное управление Министерства здравоохранения СССР отвечало за медицинскую помощь при аварийных ситуациях, а клинический отдел радиационной медицины Института биофизики по секретной линии значился радиологическим центром СССР, куда направлялись пострадавшие в случае радиационного инцидента в любой точке страны.

Клинический отдел занимал два этажа Клинической больницы №6. Когда масштаб поступления пострадавших стал ясен, всех пациентов переместили в другие лечебные заведения, чтобы освободить место для чернобыльцев. Клиника полностью перешла в режим работы фронтового госпиталя.

Именно здесь работала наша землячка А.К. Гуськова (1924 – 2015) - выдающийся радиолог, заслуженным деятель науки РСФСР, доктор медицинских наук, профессор, член-корреспондент РАН, лауреат Ленинской премии, лауреат премии Зиверта за защиту от излучений.

Доктор медицинских наук А.К. Гуськова в рабочем кабинете. Фото 1980-х гг.

Ангелина Константиновна являлась ведущим ученым в области диагностики, клиники и лечения лучевой болезни человека в Советском Союзе, России и за рубежом. Ею впервые в мире создана система классификации острой и хронической лучевой болезни, разработаны диагностика и лечение лучевых поражений, заложены основы диспансеризации работающих в атомной отрасли.

Ангелина Константиновна родилась в Красноярске 29 марта 1924 г., однако уже в 1926 г. ее семья переехала в Нижний Тагил.
А.К. Гуськова – врач в четвертом поколении. Ее прадед, Максим Гуськов, был медбратом на Русско-турецкой войне 1877 – 1878 гг. Дед, Василий Максимович Гуськов (1861 – 1900), - фельдшер на Каслинском заводе. Отец, Константин Васильевич Гуськов (1892 – 1979), служил врачом в период Первой мировой войны. В годы Великой Отечественной войны майор медицинской службы К.В. Гуськов был начальником тылового военно-санитарного поезда №203, заслуженный врач РСФСР.

Сестры Ангелина и Татьяна Гуськовы. Фото 2009 г.

Сестра А.К. Гуськовой, Татьяна, также была доктором, но только исторических наук.Учились сестры Гуськовы в Нижнетагильской школе №32, в стенах которой учились Б.Ш. Окуджава, будущий министр культуры РСФСР Ю.С. Мелентьев, будущий Герой Советского Союза А.П. Селезнев, будущий режиссер Валерий Огородников.

Рассказывает научный сотрудник Нижнетагильского музея-заповедника Смирнова Татьяна Владимировна:  «Моя мама, Комшилова Эмилия Сергеевна (1923-2005), училась в одном классе в школе № 32 с будущим врачом-радиологом, доктором медицинских наук, профессором Ангелиной Константиновной Гуськовой. Из рассказов моей мамы о сестрах Гуськовых я запомнила: «Мы (учащиеся – Т.С.) возвращаемся после учебы домой, гуляем, «пинаем погоду», а девочки Гуськовы уже бегут в музыкальную школу...». Вот такой единственный факт, но он дает представление о том, как еще в школьные годы из сестер Гуськовых формировались разносторонне развитые личности, будущие уникальные специалисты».

Ангелина Константиновна всегда считала Нижний Тагил своим родным городом.

Не случайно в дарственной надписи на титульном листе книги «Опасность ядерной войны. Точка зрения советских ученых-медиков» Ангелина Константиновна писала: «Дорогой моей Танюшеньке всем сердцем вместе в Эрли-Хаус-Кембридже, Москве и, конечно, особенно в нашем родном Тагиле. Геля. IV. 1982 г.».

Книга «Опасность ядерной войны. Точка зрения советских ученых-медиков», написанная доктором медицинских наук А.К. Гуськовой в соавторстве с академиками Е.И. Чазовым и Л.А. Ильиным, была издана в Москве в 1982 г., за четыре года до взрыва на Чернобыльской АЭС.

В предисловии книги авторы писали: «Мир переживает сложный период истории. Никогда еще сама жизнь на Земле не находилась под такой угрозой, как в наши дни. Никогда будущему человечества не грозило оружие такой разрушительной силы, как ныне.

Предупредить безумие ядерной войны – этот призыв должен быть понятен каждому, но особенно близко он касается ученых и врачей, которым вверена забота о жизни людей, которые ясно представляют, что может произойти на нашей планете, если не будет предотвращен новый стремительный скачок гонки вооружений и не будут поставлены преграды на пути военных приготовлений и дальнейшего нагнетания международной напряженности. Авторы книги видят свою задачу в том, чтобы честно рассказать об этой угрозе, исходя из твердой уверенности, что мир будет в большей безопасности, если, осознав катастрофические последствия ядерной войны, все люди нашей прекрасной планеты, вне зависимости от возраста, национальности, профессии, поднимутся на борьбу с ядерной опасностью».

В 1982 г. авторы этих строк едва ли могли предположить, что угроза ядерной катастрофы может находиться не только за океаном, но и гораздо ближе.

В 1997 г. была опубликована книга С. Алексиевич «Чернобыльская молитва». Хроника будущего», представлявшая собой сборник воспоминаний очевидцев аварии, ее ликвидаторов, членов их семей и местных жителей. Благодаря книге широкую известность получила история Людмилы Игнатенко, жены Василия Игнатенко. 25-летний пожарный г. Припять был в числе первых, кто ликвидировал последствия аварии на Чернобыльской АЭС и стал одной из ее жертв. В. Игнатенко, в числе других пожарных тушивших пожар на ЧАЭС в первые часы, получил высокую дозу облучения и лучевые ожоги и 27 апреля самолетом был перевезен в Москву, в городскую клиническую больницу №6. Его жена, 23-хлетняя Людмила, будучи на месяце беременности, последовала за ним в Москву, где, действительно, ухаживала за мужем вплоть до его смерти 13 мая 1986 г.

Именно в книге С. Алексиевич «Чернобыльская молитва. Хроника будущего» в воспоминаниях Л. Игнатенко упоминается А.К. Гуськова.

Слово Людмиле Игнатенко: «В эту больницу, специальную радиологическую больницу, без пропусков не пускали. Я дала деньги вахтеру, и тогда она говорит: «Иди». Сказала, какой этаж. Кого-то я опять просила, молила… И вот сижу в кабинете заведующей радиологическим отделением – Ангелины Васильевны (так А.К. Гуськова упомянута в воспоминаниях Л. Игнатенко – М.Г.) Гуськовой. Тогда я еще не знала, как ее зовут, ничего не запоминала. Я только знала, что должна его увидеть. Найти его.

Она сразу меня спросила:

- Миленькая моя! Миленькая моя! Дети есть?

Как я признаюсь?! И уже понимаю, что надо скрыть мою беременность. Не пустит к нему! Хорошо, что я худенькая, по мне не заметно.

- Есть, - отвечаю.

- Сколько?

Думаю: «Надо сказать, что двое. Если один – все равно не пустит».

- Мальчик и девочка.

- Раз двое, то рожать, видно, больше не придется. Теперь слушай: центральная нервная система поражена полностью, костный мозг поражен полностью…

«Ну ладно, - думаю, - станет немножко нервным».

- Еще слушай: если заплачешь – я тебя сразу отправлю. Обниматься и целоваться нельзя. Близко не подходить. Даю полчаса».

Но Людмила осталась в больнице дольше, чем на полчаса: она практически дневала и ночевала у постели пострадавшего смертельно больного мужу. И все это – несмотря на беременность, которую она тщательно скрывала.

А причина этому одна:

«Я любила его! Я еще не знала, как я его любила! Мы только поженились, еще не нарадовались друг другу… Идем по улице. Схватит меня на руки и закружит. И целует, целует. Люди идут мимо, и все улыбаются».

Но все тайное становится явным.

«Хорошо, что не в палате, а в коридоре… У меня закружилась голова, я ухватилась за подоконник… Мимо шел врач, он взял меня за руку. И неожиданно:

- Вы беременная?

- Нет-нет! - я так испугалась, что нас кто-нибудь услышит.

- Не обманывайте, - вздохнул он.

Я так растерялась, что не успела его ни о чем попросить.

Назавтра меня вызывают к заведующей.

- Почему вы меня обманули? – строго спросила она.

- Не было выхода. Скажи я правду – отправили бы домой. Святая ложь!

- Что вы натворили!

- Но я с ним…

- Миленькая ты моя! Миленькая моя…

Всю жизнь буду благодарна Ангелине Васильевне Гуськовой. Всю жизнь!».

Под руководством А.К. Гуськовой в Клиническом отделе Института биофизики разработаны и внедрены в практику ряд методов диагностики и прогнозирования тяжести лучевых синдромов, а также их лечения. Ангелине Константиновне и ее коллегам удалось спасти и вылечить 80 пациентов.

Борьба за их жизни была тяжелой и мучительной.

Из воспоминаний начальника смены 4-го энергоблока Чернобыльской АЭС В.Г. Смагина:  «В Москве, в 6-й клинике на Щукинской, нас поместили сначала на четвертом, а потом на шестом этаже. Более тяжелых, пожарных и эксплуатационников – на восьмом. Все мы были страшно загорелые, у нас был ядерный загар. Физраствор, который всем нам влили в вену в припятской медсанчасти, на многих подействовал ободряюще, потому что снял интоксикацию, вызванную облучением. Немного лучше себя почувствовали больные с дозами до четырехсот рад. Остальных мучили сильные боли в облученной и обожженной огнем и паром коже. Боль в коже и внутри изматывала, убивала… Все тяжелые лежали в отдельных кварцующихся палатах, на высоком наклонном ложе. Над ними греющие лампы. Они лежали без одежды, потому что вся кожа воспалилась и отекла, ее надо было обрабатывать, больных переворачивать. Всем тяжелым и полутяжелым сделали пересадку костного мозга, применяли «средства роста» – лекарства, ускоряющие рост клеток костного мозга, но тяжелых спасти не удалось…»

Свидетельствует Л.  Н.  Акимова: «Возле Саши дежурили его родители. Он весь обуглился. Умер с открытыми глазами. Он получил дозу 1500 рентген, а может быть, и больше и был обречен. Он все более чернел и в день смерти лежал черный, как негр. Он весь обуглился. Умер с открытыми глазами».

Свидетельствует доктор медицинских наук А.В. Барабанова: «Мы сделали все возможное, чтобы спасти Акимова и его товарищей (пересадка костного мозга, факторы роста), но у них погибла от облучения кожа. А без кожи человек жить не может».

Сегодня 26 апреля – День памяти погибших в радиационных авариях и катастрофах.

Первые 28 погибших в результате аварии на Чернобыльской АЭС, в числе которых были сотрудники станции и пожарные, были похоронены на Митинском кладбище в Москве. В 1994 г. на кладбище была возведена и освящена часовня в честь жертв Чернобыля и погибших в чрезвычайных ситуациях.

Над могилами пожарных возвышается памятник: «ядерный гриб», внутри которого стоит человек и руками пытается остановить надвигающуюся беду.

Мария Раисовна Габтрахманова, научный сотрудник Нижнетагильского музея-заповедника «Горнозаводской Урал»