«Скальпель и мастерство против сотни машин с бандитами»: воспоминания екатеринбургского хирурга о 90-х, сибирской язве и Григории Цыганове

Мода на 90-е бодро шагает по стране уже около пяти лет, но в последнее время она достигла пика в связи с нашумевшим сериалом. Людей постарше эта тенденция приводит в ужас – они запомнили то время как одно из самых страшных в своей жизни. Екатеринбургский хирург с более чем 40-летним опытом Александр Николаевич Коледа в интервью для ЕАН рассказал о взаимодействии с именитыми представителями криминального мира и о том, как приходилось в то непростое время медикам. Еще он поделился опытом борьбы с сибирской язвой и самыми яркими случаями из своей карьеры, забыть которые он, заслуженный врач, за многие годы так и не смог.

- Александр Николаевич, какими вы запомнили 90-е?

- Девяностые – это было очень тяжелое время. Коммунизм разваливался, идеологии не было, а страна без идеологии – это куда хочешь, туда и повернешь. Мы столкнулись с тем, что врачи начали зарабатывать деньги: выписывали больничные налево и направо, оперировали бандитов после разборок и так далее. В то время началось выжигание врачей из профессии. Сегодня подошло уже новое поколение, которое заточено на собственное благополучие.

- Расскажите самые запомнившиеся вам случаи, когда доводилось «латать» людей после криминальных разборок?

- Тогда в каждом районе Екатеринбурга были свои короли, и то, что они творили, страшно вспоминать.  Привезли к нам в июне 1991 года с пулевыми ранениями в больницу № 14 Григория Цыганова (по некоторым данным, один из основателей ОПС «Уралмаш - прим. ЕАН).

В ту же минуту приехали шестеро омоновцев во главе с подполковником. Следом прилетели братки от «Уралмаш-спорт» - была такая фирма, и милиционеры исчезли, а мы, врачи, остались с уралмашевцами один на один. 

Там были в основном спортсмены, мастера спорта очень высокого уровня – нам было не по себе. К сожалению, наш пациент тогда скончался.

Были и другие печальные случаи, когда мы не смогли спасти людей. В те времена  в ККТ «Космос» был очаг, где собирались так называемые «центровые». Это были отчаянные ребята, и одного из местных оттуда привезли в больницу № 36 после расстрела киллера. Это произошло, кажется, в его день рождения - 9 августа 1990 года. Он был выходцем из страны ближнего зарубежья, приближенный к самому на тот момент влиятельному бандиту в стране. Пациента прооперировали, но он не просыпался после наркоза в течение трех дней, и врачи забили тревогу.

Меня вызвали на подмогу, я приехал в больницу и увидел здоровенного парня с раздутым животом. Я пальцем вхожу в живот, а оттуда льется уже разложившаяся кровь. Я позвонил старшему врачу в свою больницу № 27 Людмиле Виноградовой с  просьбой о помощи. Ей сейчас, кстати, уже 82 года, но она все еще работает – великий хирург! К больнице к тому времени съехалось около 100 машин, набитых бандитами из окружения нашего пациента. Они мигом привезли к нам Людмилу Григорьевну, и я в ее присутствии начал операцию.

Раскрываю живот – а там 3,5 л крови сгустками. Как только я все это убрал, у пациента вновь началось резкое внутреннее кровотечение. Давление по нулям, анестезиолог кричит: «Завязывай!»

Начинаем искать причину, почистив кровь, но полость моментально наполняется вновь и падает давление. В это время анестезиолог вкачивает ему кровь в четыре сосуда, чтобы поддерживать жизнь, но источник кровотечения найти мы не можем.

 

Срочно звоним в сосудистый центр на Саперов, 3, где дежурит замечательный хирург по фамилии Цейзер. Его тут же привозят бандиты, за каких-то 10 минут.

Вся наша больница, окруженная недавно появившимися в стране иномарками, в тот день замерла. Цейзер помылся, приступил к операции, но тоже не мог найти источник кровотечения. Полтора часа мы вкачивали пациенту кровь, а он выдавал нам ее обратно. Я стоял и думал: «Коледа, вот ты вляпался», - опасаясь, что нас попросту сейчас раздавят. И тут анестезиолог констатирует смерть больного – сердце остановилось. Все вокруг в крови: мы с ног до головы, операционная – словно здесь была настоящая война. Я весь мокрый, в халате выхожу, меня встречают его жена, дети, родственники.

Говорю: «Все». Они разом, более 100 человек, рухнули на пол и начали биться головой о мрамор и кричать – такова национальная особенность. 

В больнице разом позакрывались все двери, я был уверен, что сейчас они отойдут и возьмутся за меня, но врачи, которые были со мной, сказали: «Пошли, Коледа, за нами». Вышли, посидели, успокоились.

Смерть авторитета произошла примерно в 20:00, хирургов развезли по больницам, я остался один. Близкие умершего настаивали, что его нужно похоронить до захода солнца. Приехали следователи и потребовали провести вскрытие, а родные кричали, что религия вскрытие запрещает. Однако для обязательного установления причины смерти силовики сумели уговорить родственников на вскрытие. В итоге выяснилось, что причиной обильного кровотечения было пересечение пулей четырех вен внутри печени. Ранение печеночных вен является абсолютно смертельным. Длина такого сосуда составляет всего 5 мм, и он находится внутри печени. Чтобы найти такой разрыв, нужно было бы кромсать печень на куски. Спасти человека тогда шансов не было, но я должен признаться, что этот случай остался в моей памяти навсегда.

- Бывало так, что пачками привозили с пулевыми?

- Разборки были очень тяжелыми в то время. Пачками не привозили, но по два человека бывали. В 1990 году в Екатеринбурге образовалось известное братство ветеранов Афганистана. Однажды я дежурил в больнице № 14 на Уралмаше, и мне привезла скорая двух человек с огнестрельными ранениями. Были посиделки в ресторане, и какой-то жулик открыл стрельбу. Врачи скорой сразу позвонили нам, чтобы подготовить к непростому случаю. Я взял самого тяжелого, мы начали оперировать.

У парня печень была разорвана на несколько частей, там нечего было сшивать. Постояли, но так он у нас и остался на столе: мы ничего не смогли сделать.

- А курьезные истории случались?

- После столкновения бандитов на Уралмаше к нам парня привезли ночью. Он был весь переломанный, поднимали его на шестой этаж в отделение травматологии на носилках. У палаты ставят двух милиционеров с автоматами для охраны. В палате кроме него еще пять человек. Рано утром выясняется, что больной бесследно исчез вместе с кроватью. Куда он мог подеваться? Оказалось, что к стене со стороны его палаты подогнали подъемную машину, парня вместе с койкой погрузили в люльку, опустили на землю и увезли. Милиционеры потом в недоумении отчитывались офицеру, что не отходили от палаты всю ночь, но ничего не слышали.

 

Немного схожий случай был у меня в 27-й больнице. Заключенный из исправительной колонии с прободной язвой после операции сбежал из охраняемой палаты по водосточной трубе, едва отойдя от наркоза. Он, будучи раздетым, обмотался простыней, спустился и ушел. Забрел во двор первого попавшегося дома и забрал себе белье, которое сушила на улице какая-то бабушка. Правда, далеко уйти ему не удалось, слишком уж был приметный. Но я тогда был поражен, на что может быть способен человек, который очень хочет на свободу.

- Доводилось водить связи с бандитами и помогать им?

- В то время я общался и дружил с разными людьми, бывали среди них и жулики – такое было время. Однажды меня попросили помочь человеку, которому грозил серьезный срок заключения за разбой. Я не очень представлял, как можно помочь ему, но посоветовал ему лечь в психиатрическую больницу с алкогольным отравлением. Этот парень оказался матерым зеком, ему грозило 10 лет тюрьмы минимум, и он согласился. Его госпитализировали, но уже наутро он потребовал, чтобы его вытащили оттуда, и пожаловался, что другие пациенты в палате начали его сексуально домогаться. Когда мужчина оказал бурное сопротивление, ему в рот засунули грязный носок. До утра он смог продержаться, но больше, мол, не выдержит.

«Я, - говорил он, – готов идти хоть на восемь лет, хоть на десять, только вытащите меня отсюда!» 

Но, к сожалению, просто так из психиатрической больницы выйти было нельзя. Не знаю, чем там все закончилось в итоге, финал этой истории я не отслеживал.   

- А какие были самые запоминающиеся случаи за всю вашу карьеру?

- В 1974 году у меня было первое дежурство, я был еще интерном. Нас семь человек – пять хирургов и два анестезиолога. Забегает медсестра и говорит, что привезли маленького ребенка. Спасти мальчика не удалось, анестезиолог сообщил отцу, что ничего сделать было нельзя. Потом узнали, что папа пошел гулять с ребенком, встретил друга, который тоже гулял с маленьким сыном. Дети побежали играть, и вдруг вылетает мотоциклист и сбивает одного ребенка. Тот ударился головой о тротуар. Я тогда так сильно расстроился, пошел в туалет и долго плакал. У меня в это время у самого уже был маленький сын.  Я представить не мог, как отец пойдет домой и расскажет жене, что произошло во время обычной прогулки. Таких случаев у меня было несколько, каждый из них я запомнил на всю свою жизнь.

Еще один случай, который я крепко запомнил. Я дежурил 3 августа 1976 года, работал тогда третий год в Ирбите. Ближе к ночи к нам скорая привезла 48-летнего мужчину. Он был весь белый, дышал рывками, рассказал: шли с покоса, впереди мужик  нес косы на плече, а он запнулся, упал и прямо на косу, которая проткнула его насквозь. Я тогда успел только позвонить анестезиологу, а когда он прибежал – нам осталось только констатировать смерть. В эти же минуты привозят молодого парня, который ехал на мотоцикле вечером и врезался в брошенный кем-то комбайн на темной дороге. Нужно представить, что у комбайна есть жатка с огромными зубьями, закрытыми специальным ограничителем, она шире самой машины. И парень повис на этой жатке, пробив себе полностью правую половину тела.

К счастью, следом за ним ехал на машине мастер цеха мотозавода. Он остановился, снял окровавленного мотоциклиста, закинул в машину и помчался в больницу. Я не могу себе представить, что сейчас кто-то за рулем, к примеру, Mercedes бы так сделал. 

Когда я  увидел пациента, то решил, что парень не жилец. Вызвал второго хирурга, мы начали работать. У парня были повреждены  правое легкое и правая почка, сломаны восемь ребер, разорваны поджелудочная железа, печень, тонкая и толстая кишки, оторвался желчный пузырь. Он выжил только в силу молодого возраста и стараниями мастера цеха, который вовремя его нашел и привез. Операция продолжалась девять часов, и мы до самого конца не верили, что сможем спасти парню жизнь. Однако уже через два месяца он выписался из больницы. Потом в местной газете «Восход» вышла статья, в которой он горячо благодарил и медиков, и тех 28 человек, которые сдали для него кровь. Эту газету я храню по сей день.

Однажды мое дежурство выпало на Новый год. Только мы собрались отмечать, как вдруг скорая привозит тяжелого парня-моряка с самострелом. Смотрю, а у него нет правой половины лица и вся шея разорвана. Я был уверен, что он умрет, но начал его штопать. Зубы убрал, потому что их все равно уже нет. И параллельно узнал, что он отслужил два года, получил побывку и узнал, что его не дождалась девушка. К счастью, он не повредил себе сонную артерию, только сосуды, которые я смог зашить. Судьбу его дальнейшую не знаю, но он выжил, и мы отправили его в Москву на восстановление.

Были у меня в карьере и совершенно уникальные случаи. Так, из деревни Ерзовка как-то привезли мне парня, старшего лейтенанта милиции. Он ехал на мотоцикле и разбился. Пациент оставался без сознания 12 дней, и я выходил его благодаря помощи медсестер. Потом я встречал его родственников и узнал, что он выжил.   

- А загадочные истории у вас случались?

- Мне запомнилось, как я впервые столкнулся с сибирской язвой во время эпидемии 1979 года в Свердловске после случайного выброса спор сибирской язвы из лаборатории военного городка № 19. Точно дату не назову, примерно в конце марта-начале апреля ко мне в 27-ю больницу привезли больного – 34-летнего прапорщика с кровотечением. При этом анализы показали, что у него сгущение крови, а такого просто не может быть. Через 20-30 минут парень умер. Спустя два часа привозят женщину с такими же симптомами и анализами, и она тоже умирает спустя несколько часов. Под утро вновь такой же пациент, снова летальный исход. Я просто в ужасе – дежурство сдавать, а у меня три трупа, и все непонятные.  Начинаю докладывать, старшие товарищи недоумевают, но в итоге во всем разобралась пожилой патологоанатом, на тот момент главный по городу, которая увидела этих больных.

«Ребята, вы имеете дело с сибирской язвой», - сказала она тогда. Мы никогда ее не видели, а патологоанатом имела опыт и сразу узнала заболевание.

Тогда было страшное время. Люди шли по улицам и падали замертво. В одном кубическом сантиметре крови находили по 500 тыс. микробных тел, это можно было сравнить с бактериальным оружием. После того, как мы столкнулись с этим, всю нашу больницу посадили на карантин. Мы все пили по пять таблеток тетрациклина семь раз в день: происходило отравление печени, люди желтели, появились боли. Следующих пациентов с признаками, как у тех троих, после первого анализа сразу отвозили в 40-ю больницу. Туда попал и наш фельдшер, который потом рассказывал, как их всех раздели, положили под одеяла. Он тогда признался, что лежал и ждал смерти, но все обошлось. 

- Но ведь в наше время не все так плохо?

- Есть, конечно, замечательные врачи и сейчас, например такие, как профессора медицины Александр Зырянов, Михаил Прудков, Сергей Чернядьев . Кстати, я работал под руководством Михаила Прудкова, с ним и Алексеем Никифоровым мы совместно разработали метод в сфере эндоскопической хирургии. Он позволяет проводить операции через небольшие разрезы. С помощью этого метода только в 2022 году был успешно прооперирован 1 млн человек. После того, как мы этот метод разработали, в течение 10 лет я ездил по всей стране и обучал хирургов оперировать. К примеру, в Москве, в Королеве эти операции поставили на поток, теперь этот метод там соперничает с лапароскопией.

Один мой пациент через два дня после холицестэктомии улетел за границу и там удивил местных врачей, которые не могли поверить, что в России, на Урале так оперируют.

Между прочим, отец Михаила Прудкова, Иосиф Давыдович, был гениальнейшим хирургом, на мой взгляд, он входил в тройку лучших вместе с Гавриилом Илизаровым и Святославом Федоровым. Михаил Иосифович тоже величайший врач и ученый нашего времени. При этом Михаил Прудков даже не является членом-корреспондентом Российской академии наук по никому не известным причинам. Я считаю это большой несправедливостью по отношению к его достижениям в медицине.

Это далеко не все случаи, когда действительно выдающиеся люди не получают по своим заслугам. У меня есть друг, Александр Кузьмич Чиртков, который является автором очень многих  разработок в сфере травматологии: аппаратура, инструменты, протезы. К сожалению, он не может получить сертификат на свои изобретения, потому что для этого нужны большие деньги, которых у врача попросту быть не может.